Золотые ключи гуманной педагогики

11-12 ноября в НГПУ прошли Шестые Всероссийские педагогические чтения с Международным участием по гуманной педагогике «Учитель».

Педагогические чтения проводятся в рамках реализации «Программы стратегического развития ФГБОУ ВПО «Новосибирский государственный педагогический университет» на 2012-2016 гг.

В Чтениях приняли участие Ш.А. Амонашвили, почётный президент Международного Центра Гуманной Педагогики, академик РАО, д.пс.н., профессор МГПУ; П.Ш. Амонашвили, президент Международного Центра Гуманной Педагогики, к.соц.н., директор детского художественного центра «Басти-Бубу», Тбилиси; руководители и сотрудники региональных отделений Общероссийской общественной организации «Центр гуманной педагогики».

Всероссийские педагогические чтения по гуманной педагогике проводятся в Сибирском регионе с 2006 года: в Новосибирске, в Абакане, республике Хакасия, Новокузнецке. Шестые педагогические чтения предваряют Международные педагогические чтения по гуманной педагогике. Педагогическое сообщество продолжает целенаправленную работу по осмыслению программного документа Международного движения гуманной педагогики – «Манифеста гуманной педагогики», который был официально принят 17 июля 2011 года в Бушети (Грузия) приверженцами гуманной педагогики из России, Грузии, Украины и стран Балтии, и в настоящее время продолжает осмысляться, обогащаться опытом учительского и родительского сообщества.

Центральной частью пленарного заседания стало выступление Шалвы Амонашвили «Каждый для меня учитель». Ниже приводятся выдержки из выступления.

Я хочу порассуждать об учителе. Педагогика – единственная наука, где система рождается на основе субъективной действительности. Она обобщает то, чем занимается тот или иной учитель со своим мировоззрением. Все это сумма наших субъективных переживаний, взглядов и деятельности.

Хочу рассказать, как это было у меня. Я поклонник Дмитрия Лихачева, который говорил, что воспитываться надо в моральном климате памяти.

В детстве наши корни. Если в памяти хранятся лучшие образы, лучшие воспоминания, они всегда будут воспитывать человека, как только мы вернемся к ним.

Я сейчас постараюсь вспомнить кое о чем и проследить свою жизнь и то, что из этого получилось.

Слезы матери и подросток. Первым моим учителем была мама. Я ее часто огорчал. Она была молодой женщиной, потерявшей мужа на войне, воспитывала двоих детей, а сын постоянно приходил с двойками. Она ничего не могла с этим сделать. И вот первый урок от матери, как-то я пришел домой опять с двойкой, она ни слова не сказала, села в углу и заплакала. Я смотрел на слезы матери и не мог подойти, гордыня или что-то не давало мне возможность подойти и сказать маме: «Прости, больше так не буду», но мое сердце раздиралось. Прошли десятилетия, и когда я провожу семинар со своими учителями или пишу книгу, всегда у меня этот образ в голове, я думаю, почему педагогика не берет этот метод на вооружение. Это мощнейшее влияние на воспитание детей.

Треугольные письма. Отца я помню до восьмилетнего возраста, вспоминаю утро на лестничной площадке, когда его забирали на фронт. Провожали с мамой, она плакала, а я подарил ему свою авторучку. Кто-то мне подарил авторучку с пипеткой и без колпачка, это было самое дорогое, что у меня было. Я как будто говорил: «Возьми и пиши мне письма». И от него я начал получать треугольные письма. Они хранятся до сих пор, их всего девять. Прошли годы, мама их хранила, а потом я уже аспирант, ученый, читал эти письма. Как он ко мне обращался, чем напутствовал, как он просил, чтобы я не огорчал маму, сестренку, оберегал их. «Ты один мужчина в семье». Вот такие наставления. Какими силами владеют отцы для наставления своих детей, не криками и властью, а просто письмами. Во многих семьях возможно сохранились такие письма, почитайте их внукам, правнукам, почитайте нынешнему поколению, чтобы они поняли, какой был их зов и к чему они нас призывали. Я думаю, они призывали к лучшему. Это мощный зов, а сила воспитания этого зова очень мощна.

Бабушка. Она не владела никакими знаниями. Не заканчивала никакой школы. Ставила крестик, когда надо было что-то подписать, но когда я приезжал к ней в село Бушети, она по ночам начинала читать молитвы, а я пионер, потом комсомолец, меня учили, что никакого бога нет, нас отводили от этих мыслей, для меня бога не существовало, но бабушка садится по вечерам и начинает молиться. Она шептала молитву, а я смеялся: «Бабушка, а где твой бог, нет бога». Она никогда не возмущалась. Облик бабушки породил во мне мысль о том, что раздражение есть величайший грех в человеке, особенно, если учитель раздражительный, это непрофессиональное качество. Если он не избавится от этого зверя в себе, он недопустим в учителя. Бабушка читала молитвы, я безбожник, но слова остаются во мне, как ласка, как доброе слово, отлагаются, и спустя много лет, в один момент ко мне в кабинет входит маленькая девочка и протягивает книгу: «А у меня для вас подарок, вам папа передал, он часто читает эту книгу, я подумала, что и вам понравится». Это был Новый Завет. Как будто ангел пришел ко мне. До этого я Нового Завета не читал и даже возмущался, почему на него часто ссылается Коменский, педагогика – наука объективная, а он извлекает ее из каких-то догм. Я почитал и обнаружил там такую глубину педагогики, такую мощь, меня поразило все, вся наука погасла для меня. Это были 60-е годы. Несколько лет назад моя коллега написала докторскую «Христианские истоки гуманной педагогики». Вся классика педагоги строится только на христианском учении. Христианское учение сделало их классиками.

Есть еще одна история, которая имеет отношение к моей педагогике. Была война, я в деревне, у бабушки.  Где-то в виноградниках нашел дуло ружья, забрал это дуло, а у дяди оказался порох. Я подросток, начинил дуло порохом, камнями и знаю, что это опасно, бабушка не разрешит, дедушка возмутится, зашел в курятник, закрылся, а там куры смотрят на меня. Положил дуло на камень и поднес огонь, был взрыв, тут же все куры умерли, а это война, куры на вес золота. Все село было ошарашено, думали немцы – они часто летали над деревней и разбрасывали прокламации. Когда я пришел в себя, я услышал только стук бабушкиного сердца. Она плачет. Я открыл глаза, а она только сказала: «Если бы с тобой что-то случилось, что бы я сказала твоей матери». Надо ли в основу педагогики класть доброту? Искреннюю, чистую любовь? Может это помогло мне быть впоследствии более уравновешенным, ведь я был шалуном.

Школьные учителя. Война. Я всегда думаю, почему тогда школьные учителя были недоброжелательны ко мне. Все были такие учителя? Нет, не все. Войну все-таки выиграл учитель. Учителя меня недолюбливали, ставили двойки, по химии даже была переэкзаменовка. Учительница была молодая, красивая женщина, в шестом классе химию изучали, умолял ее не ставить мне двойки, неудобно маме сказать: «Мам, двойка», как сказать переэкзаменовка, в деревню поеду, а как горожанин и с двойкой. Они меня принимали как умного парня. «Нет», – говорит. Как будто на этом строится вся образовательная система. Я поехал в деревню, никому ничего не сказал, взял учебник по химии и все лето в виноградниках зубрил. В конце лета пристал к бабушке, чтобы она отвезла меня в Тбилиси, не объясняя причины. Приехал, пошел в школу. Пришел, а там стоит учительница с молодым человеком, курят и о чем-то беседуют. Я жду, жду, жду, когда она обернется ко мне, она меня видит. Проходит время, она оборачивается в мою сторону и говорит ему: «Смотри на этого безалаберного, его счастье, что химию министерство перенесло в седьмой класс, а то я сейчас бы его оставила в шестом классе, но теперь могу сделать это в следующем году». И отправила меня. Я думаю, может ли таким быть учитель. Будьте добрыми, чуткими, отзывчивыми.

Но учитель учителю рознь. Была и другая учительница. Вот от нее я сейчас назову целый фейерверк методов. Первый метод. Она входит в класс, это седьмой класс, впервые, знакомится с нами и говорит: «Сейчас я вам буду стихи читать. Вы любите стихи?». Мы говорим, что любим, хотя вкуса никакого в стихах у нас не было, стихи учили, чтобы зазубрить и отметку получить, больше ничего от нас не требовалось. Она взяла какой-то сборник и говорит: «Я эти стихи буду читать сейчас для тебя Гоги». Гоги мой одноклассник, главный шалун, он ошарашен. Она читает с большим вдохновением, эмоциями, артистизмом. Мы очарованы этим чтением, а у Гоги вот-вот глаза вылезут. Он так удивлен, что эти стихи посвящаются ему. Она прочла, а потом говорит: «Это тебе Ика». (Был у нас такой хороший поэтический парень.) Он тоже удивлен, а откуда она вообще знает наши имена, первый урок, впервые входит в класс. И так она продолжает читать, а я думаю: «Я первый в алфавите, почему она мне не читает стихи. Я – двоечник, наверное, не прочтет». И тут я слышу: «А это тебе Шалико». Впервые я услышал такое ласковое обращение. Так со мной обращались только близкие люди, а учителя никогда. И эту учительницу, которую звали Варвара Варгиашвили, в школе все звали тетя Варо. И она прочла мне стихи. В тот день проснулась во мне моя личность. Личность трудно просыпается в человеке.

Сейчас много говорят про личностно-ориентированное образования, я думаю, что тысячи учителей маскируют этими словами свою несостоятельность, у них личностно-ориентированное образование, а по сути штампуются традиционные уроки, никакой личности там нет, выходи, отвечай, где дневник, где родители.

После урока она меня подозвала к себе и долго смотрела в глаза. Я был смущен, никогда на меня так учитель не смотрел, а потом как будто для себя проговорила: «Не знаю, у тебя какой-то поэтический взгляд, ты наверное стихи пишешь». Я говорю: «Нет». «Не знаю, но глаза у тебя такие». Она обласкала меня.

Пройдут десятилетия, я буду это осмысливать, и во мне родится метод «дорисовывать ребенка». Дорисуйте ребенка, нет у него какого-то таланта, а вы накладывайте краски, как будто у него этот талант есть. Он злой, а вы наложите краску, что он очень добрый, он тугодум, а вы скажите, что у него ум самый блестящий. Сказано: утверждающий – богат, отрицающий – беден. Она наложила на меня краску, что у меня талант поэта, а я иду домой и стихи начинаю писать, стихи не получаются, но я осмеливаюсь дарить ей то, что получается. Она принимала это, радовалась. Дорисовать без веры в ребенка, без любви нельзя, без сострадания и сочувствия. Тот, кто воспользуется этим методом, не только ребенка будет воспитывать, будет себя воспитывать.

Еще один метод от моей учительницы. Я получил первые пятерки. Я был счастлив, я летел домой, чтобы маме об этом рассказать, потому что в семье первая пятерка, никогда я пятерки не приносил. Мама рада, обласкала, напекла пирожных, сложное было время, пирожные были очень редко, по большим праздникам. И так я начал получать первые пятерки. Какие только темы нам не задавала учительница, я впервые начал посещать публичную библиотеку. Я читал и читал, чтобы завтра прийти со своим сочинением в целую тетрадь. Учительницу надо порадовать.

И вот однажды она задает нам сочинение и мы пишем, я вдохновился, хочу еще раз ее удивить, это доставляет мне огромную радость. Пишу вдохновенно. И не понял, как она неожиданно подошла ко мне, она вообще не ходила в класс, не проверяла, кто пишет, кто не пишет, начал ли, списывает, если списывает, значит так и нужно. И вдруг слышу, она шепчет мне прямо в ухо: «Мальчик, мои пятерки краснеют рядом с двойками». Что я помню сейчас от этого нашептывания? Во-первых, голос, в нем была такая грусть, во-вторых, ее волосы, которые соприкоснулись с моей щекой, в-третьих, запах духов. Увидел серебряную брошь, помню кремовую кофточку, но самое главное голос и эти слова. Она больше ничего не сказала, я не мог продолжать писать, опустил голову на руки и заплакал.

Чтобы эти пятерки не краснели, я начал зубрить все остальные предметы. Я предлагаю забыть слово предметы, где тогда образование, в вузе предметы, а в школе образовательный курс, а если предмет, учитель становится предметником, а предметник в школе очень опасное явление: он больше любит свой предмет, чем ученика, а если это образовательный курс, то для кого он, тут меняется позиция учителя, это понятия-компасы.

Я начал зубрить, прошел месяц-два и мне стали ставить тройки, потом еще месяцы и тройки приобрели облик четверок, а потом и пятерки, и я даже золотую медаль получил.

Из этой ситуации родилось понятие «момент истины». В образовательном процессе есть моменты истины, если учитель сердцем почувствует этот момент или сможет своим искусством сделать так, чтобы этот момент созрел и воспользуется, все можно сделать с ребенком, судьбу можно перевернуть. Для меня это был момент, когда я был вдохновлен и что-то писал и услышал эти чарующие, настораживающие, призывающие слова.

Второй вывод. Метод нашептываний. Учитель находится рядом, значит он становится моим, родным. Необходима духовная общность, как сказал Сухомлинский. Она была у меня с учительницей. Я слушал ее с полслова.

Вот что я вынес из своей школьной жизни. Я всегда советую своим коллегам, если вы хотите найти хоть один золотой ключик гуманной педагогики, вспомните свои школьные годы и те неудобства, те переживания, которые доставляли вам ваши учителя и эти же самые переживания и неудобства не доставляйте своим ученикам. Если вас смущал крик учителей, не делайте сами этого, если двойки вас смущали, сами не делайте этого, если когда вызывали ваших родителей, вы чувствовали себя изгоем, не делайте этого, не мстите вашим детям за ваше прошлое и вам достанется золотой ключик гуманной педагогики.

А теперь о детях. Каждый ребенок – страница педагогики, только надо уметь ее читать. Вспоминаю: раздал тетрадки после контрольной по математике. И Леночка начала плакать: «Не люблю математику». У меня доброе сердце и я не переношу слез. Я спрашиваю: «Почему плачешь». «Все красное, не люблю математику». Конечно, я подчеркивал ошибки, это как будто показывало: «Я тебе покажу, сто раз объяснял, опять ошибка». Я подумал, что она мне говорит своими слезами: «Учитель, зачем тебе красные чернила? Мои ошибки искать? Покажи мои успехи». Надо вести ребенка от успеху к успеху. С тех пор я и мои коллеги заменили красный цвет на зеленый. Подчеркивайте успехи, и радость вызовет мотивацию, желание, ребенок вас полюбит и потом еще быстрее продвинется, а ошибки надо считать нашими ошибками. Это последствия нашей прямолинейной педагогики. Каждому нужен отдельный урок. Нет лучше учителей, чем дети.

Коллеги учили меня, но я хочу остановиться на классике мировой педагогики. Мой научный руководитель любил классиков и мне сказал, читай классиков. Я читал и делал выписки. Полюбите классиков. Сделайте классика своим учителем. Он поможет построить пьедестал для возвышения вашего искусства.

Такими простыми истинами поделился с присутствующими педагог, посвятивший гуманной педагогике не одно десятилетие.